Мертвые возвращаются?.. - Страница 73

Наша четверка жила по абсолютно иным правилам: насколько я смогла понять, в доме все, за исключением — слава Богу! — нижнего белья, принадлежало всем и каждому. Эти ребята могли напялить на себя первое попавшееся, что висело на вешалке, без разбора; я так и не смогла уяснить для себя, какие футболки официально принадлежали Лекси, а какие — Эбби. Они вырывали друг у друга из тетрадей листы, хватали тосты с ближайших к ним тарелок, пили из тех стаканов, которые попадались под руку.

Фрэнку об этом я не докладывала — он бы перешел от ехидных комментариев насчет оргий к туманным намекам про коммунистическую угрозу. К тому же такое положение вещей лично мне нравилось. Веяло от него чем-то теплым и основательным — чем именно, сказать затрудняюсь. В платяном шкафу слева от дяди Саймона висела большая зеленая куртка из водоотталкивающей ткани — она принадлежала всякому, кто выходил на улицу в дождь. В первый раз отправляясь в ней на прогулку, я ощутила странное, пьянящее возбуждение — словно девчонка, что впервые держится за ручки с симпатичным ей мальчиком.

Был четверг, когда я наконец-таки поняла, в чем тут дело. Близилось лето, дни становились все длиннее, стоял чудесный, ясный и теплый, вечер, и после ужина мы, захватив бутылку вина и тарелку с бисквитным тортом, расположились на лужайке. Я сплела из маргариток браслет и пыталась закрепить его на запястье. К тому времени я уже отказалась от трезвого образа жизни — он шел вразрез с характером Лекси. Смешивая антибиотики и спиртное, я, конечно, рисковала — вернее сказать, прикрывала тылы на случай отступления, а такой момент рано ли поздно наступит, — но пока пребывала умиротворенной и счастливо-пьяной.

— Еще кусочек торта дашь? — попросил Раф, слегка подтолкнув меня ногой.

— Сам возьми. Я занята.

Одной рукой закрепить на руке браслет не получилось, и сейчас над ним пыхтел Джастин.

— Не кажется тебе, что ты ужасная лентяйка, а?

— Кто бы говорил. — Я завела одну ногу за голову — совсем как девочка-гимнастка (я ужасно гибкая!) — и показала Рафу язык. — Я активная и здоровая, можешь сам убедиться.

Раф лениво приподнял бровь:

— Я возбудился.

— Да ты просто извращенец какой-то, — произнесла я с максимальным для этой позы достоинством.

— Живо прекрати! — одернула меня Эбби. — Не дай Бог, разойдутся швы, и как мы потом, будучи под градусом, повезем тебя в «неотложку»?

Черт, совершенно вылетело из головы! Я решила было изобразить испуг, но тут же отказалась от этой мысли. Вечернее солнце, трава, приятно щекотавшая босые ноги, а возможно, и выпитое вино сделали из меня пофигистку. Давно я не чувствовала себя так легко, и, главное, это мне определенно нравилось. Я повертела головой, пытаясь взглядом отыскать Эбби.

— С ними все в ажуре. Мне даже не больно.

— Ну да, не больно, потому что до сих пор ты не пыталась завязать себя в узел, — сказал Дэниел. — Будь умницей и больше так не делай.

Обычно я не люблю, когда со мной разговаривают менторским тоном, но сейчас почему-то и не подумала возражать.

— Да, папуля, — промурлыкала я и попробовала вернуть ногу в прежнее положение, но потеряла равновесие и рухнула прямо на Джастина.

— Ох, слезь с меня! — Он без особого энтузиазма хлопнул меня по попе. — Господи, сколько же ты весишь?

Немного повертевшись, я улеглась поудобнее и, положив голову ему на колени и прищурившись, уставилась вверх, на заходящее солнце. Джастин пощекотал мне в носу травинкой.

Вид у меня довольной жизнью — по крайней мере я надеялась, что так оно и есть, — но в голове роились мысли. Только сейчас — да, папуля — до меня дошло, что мне все это напоминает. Семью. Нет, не ту, что бывает в реальной жизни — хотя откуда мне знать? — а такую, какую можно встретить на страницах детских книжек и в старых телепостановках, где все друг друга любят, где никто никогда не стареет (начинаешь невольно задумываться о гормональном уровне актеров). Вот такую семью и составляла наша пятерка. Дэниел — сдержанный, но нежный глава семейства. Джастин и Эбби по очереди исполняли роли заботливой матери и великодушного старшего брата (сестры). Раф выступал в качестве угрюмого среднего сына-подростка. Лекси была капризной младшей сестренкой, которую то баловали, то поддразнивали.

Вероятно, о том, как живут настоящие семьи, они знали еще меньше, чем я. Господи, мне полагалось сразу заметить, что — помимо всего прочего — их объединяло: Дэниел вырос сиротой, Эбби воспитывалась у приемных родителей, Джастин и Раф из дому ушли сами, о Лекси как-ее-там-на-самом-деле что-то конкретное я сказать не могла, но была готова поспорить, что и у той отношения с предками были не самые лучшие. То же можно сказать и про меня. Сознательно или подсознательно, они собирали воедино любые крошечные обрывки, какие только сохранила их память, чтобы затем сложить из них собственную мозаику, модель того, какой, по их мнению, должна быть семья, а затем поместили в нее и самих себя.

Четверым из них, когда они встретились, было примерно лет по восемнадцать. Я наблюдала за ними из-под ресниц — вот Дэниел держит бутылку на весу, проверяя, осталось ли вино, Эбби щелчками сгоняет с тарелки с остатками торта муравьев — и пыталась представить, кем бы они стали, не сведи их жизнь когда-то вместе.

Воображение рождало самые невероятные сценарии, но все они моментально проносились мимо, не успевая оформиться в голове во что-то конкретное. В конце концов я забила на это дело — не в том я состоянии, чтобы пытаться точно их для себя сформулировать и обобщить. Могут пару часиков и подождать, подумала я, до вечерней прогулки.