— Поздравляю, — сказала ему Эбби. — Отлично сработано. Высший пилотаж.
— Не заводись.
— И что нам теперь делать? — спросил Джастин у Дэниела. Он тащил не только свои вещи, но и его. Вид у него был испуганный. — Не можем мы просто так взять и уйти.
— Это почему же?
Воцарилось короткое молчание. Распорядок дня настолько вошел в нашу плоть и кровь, что, как мне кажется, мы перестали думать о том, что это никакой не закон природы и что при желании ничто не мешает нам его нарушить.
— А что ты предлагаешь? — спросила я.
Дэниел подбросил и поймал ключи.
— Едем домой. Будем красить гостиную, — сказал он. — Мы и без того слишком много времени проводим в библиотеке. Немного работы по дому пойдет нам только на пользу.
Человеку со стороны его слова показались бы довольно странными. Я буквально слышала в своей голове голос Фрэнка: «Господи, да они там все как реактивные. Как ты только выдерживаешь?» Все согласно кивнули, а секунду спустя и Раф. Я уже заметила, что дом был для них тихой гаванью: стоило случиться чему-то неприятному, как разговор моментально заходил о том, что надо что-то починить, переставить на новое место, и все тотчас успокаивались. Когда в доме будет наведен окончательный порядок, нас всех ждут крупные проблемы — нечего будет ремонтировать, негде наводить блеск. И куда тогда прикажете девать энергию?
В общем, идея сработала. Мебель обернули старыми простынями, открыли настежь окна, переоделись и под звуки регтайма на заднем плане принялись за работу. Казалось, будто дом прямо у нас на глазах раздувался словно довольный сытый кот. Дэниел прав: физический труд — великое дело. К тому времени как мы закончили, Раф порядком подрастерял кураж, если не сказать, что виновато поджал хвост. Эбби и Джастин успокоились и даже завели длинный спор о том, хорош или нет Скотт Джоплин. В общем, все мы слегка взбодрились.
— Кто первый в душ? — спросила я.
— Пусть идет Раф, — предложила Эбби. — Каждому по потребностям.
Раф в ответ скорчил гримасу. Мы растянулись на простынях, любуясь творением собственных рук. Сил подняться с места у нас уже не было.
— Как только стены высохнут, — сказал Дэниел, — нужно решить, будем мы на них что-то вешать или нет.
— В пустой комнате наверху я видела старые оловянные вывески, — откликнулась на его вопрос Эбби.
— Что-то мне не слишком катит жить в пабе восьмидесятых годов, — возразил Раф. Он либо уже окончательно протрезвел, либо мы все, как токсикоманы, надышались краской и потому не замечали перегара. — Неужели здесь нет картин или чего-то в этом роде?
— Те, что остались, просто ужасны, — ответил Дэниел.
Он сидел, прислонившись к краю дивана, в своей старой рубашке в клетку. Вид у Дэниела был довольный и счастливый, даже счастливее, чем когда бы то ни было.
— Пейзаж с оленем и гончими или что-то типа того, причем весьма и весьма плохонький. Не иначе как претензия на художество со стороны какой-нибудь прапрабабки.
— Зачем так жестоко? — укоризненно сказала Эбби. — Главное, что человек вложил в произведение душу. А художественные достоинства здесь ни при чем.
— Давайте воспользуемся старыми газетами, — предложила я.
Я лежала на спине посередине комнаты и дрыгала в воздухе ногами, разглядывая свежие пятна краски на рабочем комбинезоне Лекси.
— Возьмем самые старые, со статьей о пятерых близнецах семьи Дион и рекламой той самой штуки, от которой якобы набирают вес. Вырезки можно развешать по стенам, предварительно покрыв лаком, как фотки на двери в комнате Джастина.
— Но ведь это моя спальня, — возразил он. — Гостиной полагается быть элегантной. Производить впечатление. А ты говоришь — реклама!
— Знаете, — неожиданно встрял в наш разговор Раф и приподнялся на локте. — Я понимаю, что должен перед вами извиниться. Мне не следовало пропадать, тем более не поставив в известность, где я. У меня есть лишь одно оправдание, да и то не убедительное. Я сильно разозлился из-за того парня. Ведь, согласитесь, он легко отделался. Прошу меня простить.
В эту минуту он был просто душка, наш Раф. Он, стоит ему захотеть, большой мастер подобных штучек. Очарует кого угодно, сами не заметите. Дэниел ответил на его слова серьезным кивком.
— Ты идиот, — сказала я, — но мы все равно тебя любим.
— С тобой все в порядке? — спросила Эбби и потянулась взять с ломберного столика сигареты. — Знаешь, мне совсем не нравится, когда кто-то пропадает непонятно где.
— Мне вот какой вопрос не дает покоя, — сказал Раф. — Уж не нанял ли его Нед, чтобы запугать нас?
На какое-то мгновение воцарилась абсолютная тишина. Рука Эбби застыла в воздухе, наполовину вытащив сигарету из пачки. Джастин попытался привстать, но так и замер полусидя.
Дэниел фыркнул.
— Лично я сомневаюсь, что у Неда хватит на это мозгов, — язвительно заметил он.
Я открыла было рот, чтобы спросить: «А кто такой Нед?» — и тотчас поспешила закрыть его. Не потому, что мне по идее полагалось это знать, а потому, что я знала. Ну как я раньше не подумала! Глупая курица! От злости я была готова отшлепать саму себя. У Фрэда есть дурацкая привычка. Если ему кто-то не нравится, он начинает называть этого человека исключительно уменьшительным именем — Дэнни, Сэмми. Я по глупости и подумать не могла, что он мог положить глаз не на того парня. Мои друзья говорили о Тугодуме Эдди. Том самом, что поздно ночью бродил по сельским дорогам — якобы кого-то искал — и утверждал, что не видел Лекси в глаза. Он и был Н. Я готова была поклясться, что Фрэнку слышно в микрофон, как бешено стучит мое сердце.